В твоём замёрзнув декабре, Я притворюсь ручьём весенним И в масленое воскресенье Растаю дымкой на заре.
Январской стужи твоих глаз Не в силах выносить ни мига, Весны зелёная верига К любви вновь призывает нас.
И февраля твоей любви Нисколько не боясь отныне, Зимой согреты на чужбине, Вернулись в парки соловьи.
Масленичное Надежда Буранова
Наш роман так похож. на немое кино: море страсти, молчанье, тапёром – CD. Ты приходишь на запах горячих блинов и на кухне со мной до рассвета сидишь.
Ни к чему мне любовный вершить приворот, если в доме есть масло, плита и мука. О, как нежен к блинам этот чувственный рот! Как прекрасна держащая вилку рука!
Я поставлю варенье, сметану, икру – что тебе по душе, выбирай, дорогой! Ритуал за столом переходит в игру. В ней ты ловкий, изящный, немного другой.
Мы с тобою плывём по счастливым волнам, и пусть ближе и ближе прощания час, но растёт благодарность горячим блинам, что свели и согрели нечаянно нас.
Широкая Масленица Юрий Юркий
Нам в конце февраля на неделю Дарит Масленицу солнца блин. Сам Велес на волшебной свирели Нам поёт песни гор и долин.
Всю неделю блины славят Солнце, Собирая гостей за столом. В первый день у себя соберёмся; Завтра к тёще мы в гости пойдём.
Всю неделю гуляет Маслёна, На нарядных катаясь конях. То берёт снежный город с разгона, То с горы вниз летит на санях!
А в Прощённое все воскресенье По обычаю русскому мы Друг у друга попросим прощенья И сожжём злую куклу Зимы!
Русская дорога Александр Кожейкин
Стынут лица, руки и ноги - в феврале погода сурова. Русь опять бредёт по дороге в поисках уютного крова.
Что за деревенька - три дома! Но дымок над каждым курится. Ветер за стрехою солому треплет, как голодная птица.
Обветшал домишко местами, и совсем осело крылечко, но изба красна пирогами - разгорится русская печка!
Рады гостье, хоть небогаты. К пирогам и сушкам - конфеты, чай с настоем перечной мяты, в блюдце - мёд подарком от лета.
Девица дорогу спросила, посидев у печки немного, и пошла - пешком по России, по её холодным дорогам.
Сквозь мороз, ветра и туманы не вполне устроенной суши, зная, что есть тёплые страны, но в России - тёплые души.
Бруновская Масленица Эдуард Учаров
Сегодня зев твой истребил Зимой рождённый заново На трёх китах гигантский блин Мирком одним помазанный.
Одёжу летнюю латай – Готовься, челядь, к празднику! Вяжи! Пали меня дотла И каждый год по-разному!
Познав народную игру Погибнет чудо - дЕвица… _____________________
Но я от слов не отрекусь: И Солнце тоже вертится!...
Блинная песня Janny (Евгения)
Я - веселый круглый блин, Кружевной и вкусный. Прогоню хандру и сплин В праздники искусно:
Пусть промерз до крыши дом, Снег стучит в оконце, Но поделится теплом Маленькое солнце!
Если хочешь - медом мажь Золотую корку, Ну а коль нахлынет блажь - Ешь меня с икоркой!
Наслаждайся не спеша Мыслями о лете... И поймешь, как хороша Жизнь на белом свете!
Господи, что ся умножиша стужающии ми? Что се, умножилось толико Стужающих мне днесь число? Уже, уже оно велико, Везде преследует мне зло! Рекут: «Уж нет ему спасенья, И в Боге помощи уж нет; Лишен Его благословенья». А Ты, Господь! а Ты мне свет. Ты, Боже, славу мне даруешь; Ты мой заступник и покров; Ты мне народы повинуешь, Главу возносишь средь врагов.
Вещал — и мне Господь мой внемлет С горы святыя Своея; Мольбу души моей приемлет: Возвеселись, душа моя! Сну крепку смело предаюся; Врагами я не устрашен; Усну, востану и спасуся; Заступы в Боге не лишен. Окрест себя противных вижу И нападающих врагов; Но страхом духа не унижу, Коль Бог на помощь мне готов! Воскресни, и спаси, Владыко, Враждующих мне поразив; И скрежетанье зуб велико, И их язык коварен, лжив. Един Ты праведным спасенье; Они Тобою поживут; На них Твое благословенье, Когда путем Твоим идут.
В.В.Капнист
Сколь многие враги восстали И мне, о Боже! ищут бед! Рекли душе моей в печали: «Ему спасенья в Боге нет». Но Ты, о Боже! в дни толь злыя Заступник мой, взносяй мой рог! Воззвал к Нему, — и от святыя Горы меня услышал Бог. Засну я в мире и проснуся, Зане Господь покрыл щитом. От тмы врагов не ужаснуся, Нападших на меня кругом. Воскресни, Боже! и всечасно Спасай меня; — се Ты сразил Творящих злая мне напрасно И зубы грешных сокрушил. Твое, владыка мой! спасенье Мы зрим во всех концах земных, И вечное благословенье На людях, Господи! Твоих.
Псалом 4
Н.П. Николев
Внегда призвати ми... Внегда, Господь! к Тебе взываю, Знав милосердие Твое, На суд Твой, Боже, уповаю: Будь оправдание мое. О сыны человеков тщетных! Доколь в жестокости своей, Среди неправд, сует несметных Позлобите душе моей? Узрите — скоро вам откроет Над преподобным Бог Своим Те чудеса, Он кои строит, Взываньям вняв к Нему моим. Не согрешайте гневом вечно И умилитеся в сердцах; Моленье праведных сердечно Приемлется на небесах. Пожрите жертвою нелживой Творцу вы Богу своему, Душею чистой, справедливой; Она любезна есть Ему. Внимаю многих так рекущих: «Кто лучше время даст сего, Мы в коем зрим себя днесь сущих?» Ты, Боже, Боже! дашь его. Ты будешь радость нам велика; Тобой утешатся сердца; От света Твоего нам лика Не узрим радости конца. Ей упитаюся я боле Пшеницы и вина Тобой; Твоей предавшийся я воле, С весельем разлучусь с собой. Прейду без страха в сон я вечной И успокоюся я в нем; Ты подвиг видя мой сердечной, Дашь место в доме мне Своем.
Неиз. автор
Когда взываю я к Тебе, внемли мне, Боже! Ты правды Бог моей, простор мне дал в беде. Мне милосердие Твое всего дороже: Ущедри, приклони Твой слух к моей мольбе. Доколе вам, сыны земли, быть тяжкосердым? доколе вам любить тщету, и лжи искать? Познайте, что Господь чудесными путями, Осыплет милостью святого Своего. Услышит Он меня, как сердцем и устами, На помощь искренно я призову Его. При возбужденном гневе, грешить остерегайтесь, чтоб в сердце мир души на ложах вам обресть. Надейтесь на Него: пожрите жертву праву. Пусть говорят: "кто даст благая нам вкусить?" Мы Богу одному честь воздадим и славу: Он светом нас Своим сподобил озарить, Ты, Боже, усладил мое весельем сердце, Обильно даровав нам хлеб, вино, елей. Спокойно я ложусь, и смиром засыпаю. На Бога одного я твердо уповаю!
Псалом 5
Н.П. Николев
Глаголы моя внуши, Господи. Внуши, Господь, глагол души моей И разумей ея взывание; Вонми молению в отраду ей, И буди вечное питание. Заутро глас к Тебе услышишь мой, Предстану — и узриши верного; Нет беззакония вовек с Тобой: Ты не приемлешь лицемерного. Тобой отринуты и кознь и ложь, Не терпишь Ты неблагодарного; Казнен Тобой в крови омывший нож, И презрен льстив язык коварного. Но я, по правде избирающ путь, В Твой дом войду не содрогался; К Тебе любови преисполню грудь, Тебе во страхе поклонялся.
Наставь меня, Господь! врагов в отпор Твоею истиной всесильною, Да зрю лукавого яснее взор И хитростию лесть обильною. Уста неправедных, как тайный яд, Гортани их, как гробы вскрытыя, Как жало смертное, их косной взгляд; Утробы — пропасти несытыя. Суди им, Боже! да от зла падут, Которым в сердце услаждаются; Да те в кромешну тьму Тобой сойдут, Что огорчать Тебя стараются. Но праведным покровом вечно будь, Яви щедрот над ними промыслы; Весельем чистым их исполни грудь, Пошли для радости все помыслы. Покрой противников коварной лже, Избранников благословения, Как чад, которых Ты венчал уже Оружием благоволения.
Ф.Н. Глинка Молитва души
Вонми гласу моления моего, Царь мой и Боже мой: яко к Тебе помолюся, Господи Пс. 5,3 К Тебе, мой Бог, спешу с молитвой: Я жизнью утомлен как битвой! Куда свое мне сердце деть? Везде зазыв страстей лукавых; И в чашах золотых - отравы, И под травой душистой - сеть. Там люди строют мне напасти; А тут, в груди, бунтуют страсти! Разбит мой щит, копье в куски, И нет охранной мне руки! Я бедный, нищий, без защиты; Кругом меня кипят беды, И бледные мои ланиты Изрыли слезные бразды... Везде, холодные, смеялись Над сердцем пламенным моим; И нечестивые ругались Не мной, но именем Твоим.
Но Ты меня, мой Бог великий, Покою в бурях научил! Ты вертоград в пустыне дикий Небесной влагой упоил! Ты стал кругом меня оградой, И, грустный, я дишу отрадой. Увы, мой путь - был путь страстей; Но Ты хранил меня, Незримый! И буря пламенных страстей, Как страстный сон, промчалась мимо; Затих тревожной жизни бой... Отец, как сладко быть с Тобой! Веди ж меня из сей темницы Во Свой незаходимый свет! Все - дар святой Твоей десницы И долгота, и счастье лет!
Современный автор Татьяна Лазаренко
Псалом 3
Господи, умножились страданья. Силы ада злобно восстают. На Тебя мой Блаже,упованье Возлагаю,ибо недруг лют. Многие глаголят: «Нет спасенья», Но внимаю Богу своему, Возношу к Нему души прошенья, Верю,как заступнику,Ему. Гласом скорбным к Господу взываю, - Слышит Он с вершин горы святой. Встану,косность сна превозмогая, Зная,что Господь –заступник мой. Да не убоюсь в часы гоненья, Видя сонмы недругов окрест. Отражая вражьи нападенья, Жажду понести страданий крест. Господи,мой Господи,воскресни, Боже мой, не погуби души, Порази врагов в юдоли тесной, Зубы нечестивых сокруши. Обретая в Господе спасенье, У Творца прошу лишь одного: Людям ниспослать благоволенье, - Сладость милосердья Своего.
Кантемир (князь Антиох Дмитриевич) - знаменитый русский сатирик и родоначальник современной нашей изящной словесности, младший сын молдавского господаря, князя Дмитрия Константиновича и Кассандры Кантакузен, родился в Константинополе 10 сентября 1709 г. По матери он потомок византийских императоров. В отличие от своего отца, князя Константина, отец Антиоха, князь Дмитрий, всецело посвятил себя мирной деятельности, не оправдывая воинственной своей фамилии (Кантемир означает либо родственник Тимура - предки Кантемира признавали своим родоначальником самого Тамерлана, - либо кровь-железо; татарское происхождение фамилии Кантемир несомненно). Семья князя Дмитрия, в том числе и будущий сатирик, сопутствовала ему в его путешествиях и походах. Этим и объясняется, что Кантемир усвоил себе так полно дух русского языка и проявил в своих сатирах такое глубокое знание современной ему русской жизни. Первоначальными его учителями были греки, но уже на седьмом году его жизни в семью Кантемира поступил воспитателем один из наиболее даровитых студентов Заиконоспасской академии, Иван Ильинский . Князь Дмитрий Кантемир, любивший литературу и сумевший внушить эту любовь и Антиоху, в духовном завещании отказал все свое имущество тому из своих сыновей, который проявит наибольшее расположение к научным занятиям, причем он имел в виду именно Антиоха, "в уме и науках от всех лучшего". Действительно, остальные братья оказались людьми заурядными; вкусы Антиоха разделяла только его сестра Марья, что и послужило основанием их дружбы на всю жизнь. Переписка брата с сестрой во время продолжительного отсутствия первого из России (см. Шимко , "Новые данные к биографии А.Д. Кантемира и его ближайших родственников", Санкт-Петербург, 1891) бросает яркий свет на настроение этих двух людей, мягких и гуманных в такое время, когда окружавшее их общество отличалось дикостью и жестокостью. Переписка эта и в других отношениях имеет большое значение для характеристики Кантемира: она разъясняет, почему он отказался от выгодного брака с богатейшей невестой того времени, княжной Варварой Алексеевной Черкасской, дочерью влиятельного государственного человека. Причиной этому было нежелание отказаться от литературных и научных занятий. Дипломатической деятельности Кантемир посвятил себя главным образом потому, что пребывание за границей давало ему возможность расширить свое образование и в то же время освобождало его от непосредственного участия в политической борьбе, сопряженной с кознями и интригами. Любовь Кантемира к науке имела утилитарный характер, в петровском духе: он дорожил и самой наукой, и своей литературной деятельностью лишь настолько, насколько они могли приблизить Россию к благополучию, а русский народ - к счастью. Этим, главным образом, определяется значение Кантемира, как общественного деятеля и писателя. На тринадцатом году жизни он потерял отца. Домашнее образование Кантемира дополнилось кратковременным пребыванием в греко-славянской академии и в Академии Наук. Последняя оказала Кантемиру несомненную пользу. Особенно он ценил лекции Бернулли и Гросса и на всю жизнь сохранил большое расположение к математике и этике. Но своим обширным образованием он в значительной степени обязан лично себе. Еще юношей он внимательно следил за европейской литературой, по самым разнообразным отраслям знания. Об этом свидетельствуют собственноручные его пометки в календаре за 1728 г. Задаваясь, еще в ранней молодости, вопросом о средствах распространения в России знаний, пригодных для жизни, и об искоренении невежества и суеверий, он признавал наиболее важным учреждение школ и считал это задачей правительства. Прельщенный могучей деятельностью Петра , Кантемир возлагал все свои надежды на монархическую власть и очень мало рассчитывал на самостоятельный почин духовенства и дворянства, в настроении которых он усматривал явное нерасположение или даже ненависть к просвещению. В самых сильных своих сатирах он ополчается против "дворян злонравных" и против невежественных представителей церкви. Когда, при воцарении императрицы Анны Иоанновны , зашла речь о предоставлении политических прав дворянству (шляхетству), Кантемир решительно высказался за сохранение государственного строя, установленного Петром Великим, 1 января 1732 г. Кантемир уехал за границу, чтобы занять пост русского резидента в Лондоне. Во внутренней политической жизни России он участия более не принимал, состоя первоначально (до 1738) представителем России в Лондоне, а затем в Париже. Деятельность Кантемира, как дипломата, еще мало исследована; даже еще не издано полное собрание его реляций; пока вышел только первый том, под редакцией профессора Александренко , обнимающий первые два года дипломатической деятельности Кантемира в Лондоне ("Реляции из Лондона", Москва, 1892). Лучшей оценкой трудов Кантемира на этом поприще являются работы Стоюнина : "Книга А. Кантемира в Лондоне и Париже" ("Вестник Европы", 1867 и 1880), далеко, однако, не исчерпывающие вопроса. Автор подробно говорит о неблагоприятных условиях, которыми был окружен Кантемир, как дипломат; о недостатке материальных средств, урезывания или задержке более чем скромного жалованья, разносторонних поручениях, обременявших Кантемира (в роде "приискания искусной прислуги" или покупки "езженных лошадей"), - но он недостаточно оттеняет, что Кантемир все-таки успел собрать богатый материал и давал своему правительству отчеты, поражающие широтой взгляда и всесторонней оценкой политических деятелей и условий. Литературная деятельность Кантемира началась очень рано. Уже в 1726 г. появилась его "Симфония на Псалтирь", составленная в подражание такому же труду Ильинского: "На четвероевангелие". В том же году Кантемир переводит с французского "Некое итальянское письмо, содержащее утешное критическое описание Парижа и французов" - книжечку, в которой осмеиваются французские нравы, уже тогда постепенно проникавшие к нам. В 1729 г. Кантемир переводит философский разговор "Таблица Кевика - философа", в котором выражены взгляды на жизнь, вполне соответствующие этическим воззрениям самого Кантемира. В том же году появляется и первая его сатира, столь восторженно встреченная Феофаном Прокоповичем и сразу установившая между ними самый тесный союз. Некоторые биографы стараются изобразить дело так, как будто союз между Прокоповичем и Кантемиром состоялся на почве общей вражды к Голицыну и что как Прокопович, так и Кантемир преследовали личные цели, - первый, опасаясь за свое политическое влияние, второй, негодуя на несправедливость Голицына, влиянием которого отцовское наследие, т. е. состояние в 10000 душ, досталось брату Кантемира, князю Константину Кантемиру, женившемуся на дочери князя Голицына (см. "Древняя и Новая Россия", 1879, том X, статью Корсакова о процессе князя Константина Кантемира с мачехой, урожденной княжной Трубецкой). На самом деле Прокопович и Кантемир не могли сочувствовать Голицыну, как представителю старой боярской партии, относившейся враждебно к реформам Петра; личные соображения играли тут весьма второстепенную роль. Это видно уже из того, что Кантемир нисколько не воспользовался своим участием в перевороте 1730 г. для личного обогащения, хотя это было бы для него не трудно. Посвящая первой сатире (характерно озаглавленной "На хулящих учение") восторженные стихотворения, лучшие представители нашей церкви, Прокопович и Кролик, всенародно поспешили признать, что считают тесный союз с 20-летним преображенским поручиком вполне естественным и законным, когда тот, в талантливых стихах, ополчается вместе с ними против врагов Петра и его просветительного дела. Все дальнейшие сатиры (их всего 9) составляют только более подробное развитие мыслей, изложенных в первой. Первое место в них занимает народ, с его суевериями, невежеством и пьянством, как основными причинами всех постигающих его бедствий. Подают ли высшие сословия хороший пример народу? Духовенство мало чем отличается от самого народа. Купечество думает только о том, как бы обмануть народ. Дворянство к практическому делу совершенно неспособно и не меньше народа склонно к обжорству и пьянству, а между тем признает себя лучше других сословий удивляется, что ему не хотят предоставить власть и влияние. Администрация по большей части продажна. Кантемир бичует не одних только представителей низшей администрации: вчера еще "Макар всем болваном казался", а сегодня он временщик, и картина сразу изменяется. Сатирик наш обращается со словом горькой правды и к представителям власти. "Мало ж пользует тебя звать хоть сыном царским, буде в нравах с гнусным ты же равнишься псарским". Он с большим мужеством и с необычайной для его времени силой стиха провозглашает, что "чист быть должен, кто туда, не побледнев, всходит, куда зоркие глаза весь народ наводит". Он считает себя и других вправе смело провозглашать такие мысли, потому что чувствует себя "гражданином" (это великое слово им впервые введено в нашу литературу) и глубоко сознает "гражданский" долг. Кантемира следует признать родоначальником нашей обличительной литературы. Он первый смеялся у нас "смехом сквозь слезы" (это выражение также введено им впервые в нашу литературу), и смеялся им в такое время, когда, казалось, всякое сколько-нибудь свободное слово было просто немыслимо. 1729 и 1730 были годами наибольшего расцвета таланта и литературной деятельности Кантемира. Он не только написал в этот период свои наиболее выдающиеся сатиры (первые 3) но и перевел книгу Фонтенеля "Разговоры о множестве миров", снабдив ее подробными комментариями. Перевод этой книги составил своего рода литературное событие, потому что выводы ее коренным образом противоречили суеверной космографии русского общества. При Елизавете Петровне она была запрещена, как "противная вере и нравственности". Кроме того, Кантемир переложил несколько псалмов, начал писать басни, а в посвящениях своих сатир проложил путь позднейшим знаменитым составителям од, причем, однако, не скупился на сатирические замечания для выяснения тех надежд, которые русский "гражданин" возлагает на представителей власти. Такой же характер имеют и его басни. Он же впервые прибег к "эзоповскому языку", говоря о себе в эпиграмме "На Эзопа", что "не прям будучи, прямо все говорит знаю", и что "много дум исправил я, уча правду ложно". После переезда за границу Кантемир, за исключением разве первых трех лет, продолжал обогащать русскую литературу новыми оригинальными и переводными произведениями. Он писал лирические песни, в которых давал выражения своему религиозному чувству или восхвалял науку, знакомил русскую читающую публику с классическими произведениями древности (Анакреона, К. Непота, Горация, Эпиктета и других), продолжал писать сатиры, в которых выставлял идеал счастливого человека или указывал на здравые педагогические приемы (сатиры, VIII), предрешая, до известной степени, задачу, осуществленную впоследствии Бецким; указывал и на идеал хорошего администратора, озабоченного тем, чтобы "правда цвела в пользу люду", чтобы "страсти не качали весов" правосудия, чтобы "слезы бедных не падали на землю" и усматривающего "собственную пользу в общей пользе" (письмо к князю Н.Ю. Трубецкому ). Он переводил и современных ему писателей (например "Персидские письма" Монтескье), составил руководство к алгебре и рассуждение о просодии. К сожалению, многие из этих трудов не сохранились. В письме о "сложении стихов русских" он высказывается против господствовавшего у нас польского силлабического стиха и делает попытку заменить его тоническим, более свойственным русскому языку. Наконец, он пишет и религиозно-философское рассуждение, под заглавием "Письма о природе и человеке", проникнутое глубоким религиозным чувством человека, стоящего на высоте образованности. Мучительная смерть очень рано прервала эту кипучую деятельность. Кантемир скончался 31 марта 1744 г., в Париже, и погребен в Московском Никольском греческом монастыре. Литература, посвященная Кантемиру, еще невелика. К собранию его сочинений, вышедшему под редакцией П.А. Ефремова , приложена биография Кантемира, составленная Стоюниным. Самой обстоятельной критической статьей о Кантемире все еще остается статья Дудышкина , помещенная в "Современнике" (1848). Свод всего написанного о Кантемире и попытку самостоятельного освещения его политической и литературной деятельности у Сементковского : "А.Д. Кантемир, его жизнь и литературная деятельность" (Санкт-Петербург, 1893 г.; биографическая библиотека Ф.Ф. Павленкова ) и "Родоначальник нашей обличительной литературы" ("Исторический Вестник", март, 1894). Сатиры Кантемира переведены аббатом Венути на французский язык) "Satures du pr. Cantemir", 1746) и Шпилькером на немецкий ("Freie Uebersetzung der Saturen des Pr. Kantemir", Берлин, 1852). Р. Сементковский.
Биографический словарь. 2000.
ПЕСНЬ 1 ПРОТИВУ БЕЗБОЖНЫХ
Тщетную мудрость мира вы оставьте, Злы богоборцы! обратив кормило, Корабль свой к брегу истины направьте, Теченье ваше досель блудно было. Признайте бога, иже управляет Тварь всю, своими созданну руками. Той простер небо да в нем нам сияет, Дал света солнце источник с звездами. Той луну, солнца лучи преломляти Научив, темну плоть светить заставил. Им зрятся чудны сии протекати Телеса воздух, и в них той уставил Течений меру, порядок и время, И так увесил все махины части, 15 Что нигде лишна легкость, нигде бремя, Друг друга держат и не могут пасти. Его же словом в воздушном пространстве, Как мячик легкий, так земля катится; В трав же зеленом и дубрав убранстве 20 Тут гора, тамо долина гордится. Той из источник извел быстры реки, И песком слабым убедил схраняти Моря свирепы свой предел вовеки, И ветрам лешим дал с шумом дышати, Разны животных оживил он роды. Часть пером легким в воздух тела бремя Удобно взносит, часть же сечет воды, Ползет иль ходит грубейшее племя
С малой частицы мы блата сплетенны Того ж в плоть нашу всесильными персты И устен духом его оживленны; Он нам к понятью дал разум отверзтый. Той, черный облак жарким разделяя Перуном, громко гремя, устрашает Землю и воды, и дальнейша края Темного царства быстр звук достизает; Низит высоких, низких возвышает; Тут даст, что тамо восхотел отъяти. Горам коснувся — дыметь понуждает: Манием мир весь силен потрясати.
ПЕСНЬ 2 О НАДЕЖДЕ НА БОГА
Видишь, Никито, как крылато племя Ни землю пашет, ни жнет, ниже сеет; От руки высшей, однак, в свое время Пищу, довольну жизнь продлить, имеет.
Лилию в поле видишь многоцветну — Ни прядет, ни тчет; царь мудрый Сиона, Однако, в славе своей столь приметну Не имел одежду. Ты голос закона,
В сердцах природа что от век вложила И бог во плоти подтвердил, внушая, Что честно, благо, — пусть того лишь сила Тобой владеет, злости убегая.
О прочем помысл отцу всемогущу Оставь, который с облак устремляет Перуны грозны и бурю, дышущу Гибель, в приятно ведро обращает.
Что завтра будет — искать не крушися Всяк настоящий день дар быть считая, Себе полезен и иным потщися Учинить, вышне наследство жадая.
Властелин мира нужду твою знает, Не лишит пищи, не лишит одежды; Кто того волю смирен исполняет, Не отщетится своей в нем надежды.
ПЕСНЬ 3 НА ЗЛОБНОГО ЧЕЛОВЕКА
Того вы мужа, что приятна зрите Лицом, что в сладких словах, клянись небом, Дружбу сулит вам, вы, друзья, бегите! — Яд под мягким хлебом
Если бы сердце того видеть можно, Видно б, сколь злобна мысль, хоть мнятся правы Того поступки, и сколь осторожно Свои таит нравы.
Помочи в нуждах от него не ждите: 10 Одному только он себе радеет; Обязать службой себе не ищите: Забывать умеет
Что у другого в руках ни увидит, Лишно чрезмерно в руках тех быть чает И неспокойным сердцем то завидит: Все себе желает.
Когда вредить той кому лише сможет, Вредит, никую имея причину; Сильно в несчастье впадшему поможет Достичь злу кончину.
Ни седина честна, ни святость сана, Ни слабость пола язык обуздати Его возможет; вся суть им попрана, Всех обыкл пятнати.
Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых. Блажен тот муж, кто нечестивых Отринул пагубный совет; Кто от седалища кичливых Как от напасти прочь идет. Кто волею своей покорен Закону своего Творца; Пределам Божьим неупорен, Но верен оным до конца. [more=далее] Как древо рождием широко, Что зрим вблизи чистейших вод; Взнесет чело свое высоко, Сбрежет свой лист, размножит плод. Он все свершит свои успехи, Возмездье в радости найдет; Но грешник, посреди утехи, Как прах от вихря пропадет. Сего же ради нечестивы На вышний не воскреснут суд; Ниже когда их справедливы На свой совет не призовут. Путь Господу правдивых ведом, И их на оном сохранит; Грядущих же лукавым следом За зло осудит и казнит.
М.В. Ломоносов
Блажен, кто к злым в совет не ходит, Не хочет грешным вслед ступать И с тем, кто в пагубу приводит, В согласных мыслях заседать, Но волю токмо подвергает Закону Божию во всем И сердцем оный наблюдает Во всем течении своем. Как древо, он распространится, Что близ текущих вод растет, Плодом своим обогатится, И лист его не отпадет. Он узрит следствия поспешны В незлобивых своих делах; Но пагубой смятутся грешны, Как вихрем восхищенный прах. И так злодеи не восстанут Пред Вышнего Творца на суд, И праведны не воспомянут В своем соборе их отнюд. Господь на праведных взирает И их в пути своем хранит; От грешных взор свой отвращает И злобный путь их погубит.
Псалом 2
В.В.Капнист
Почто смущаются языки, Текут в след буйства своего? Земные восстают владыки На Бога и Христа Его. Рекли: «Заветы их отрынем, Железны узы разорвем И, презря власть их, с выи скинем Несносный, тяжкий их ярем».
Но их безумству посмеется Живый на небесах; — речет... И сонм их страхом потрясется; Господня ярость их смятет. Я Царь, Сиона обладатель; Творца Я волю возвестил. Ты Сын Мой, рек ко Мне Создатель: Мой Сын! Я днесь Тебя родил. Проси: Тебе Я в поднебесной Языки дам всех стран земных. Твой скиптр их упасет железной И, как скудель, сотрет Он их. И ныне, о цари! внемлите, И миру судии всему! Творцу со трепетом служите, Со страхом радуйтесь Ему. Приймите глас святых заветов, Да гнев Его не воскипит, И вас, средь пагубных советов, В путях коварных потребит. Но Он блистает уж громами Во гневе с трона Своего. Блаженны правые сердцами В надежде твердой на Него!
Н.М.Шатров
Вотще грозит царь Вавилона Царю Израиля войной! Собравши рать против Сиона, Как полная река весной, С великим шумом к ней стремится; Вотще сей бич народов льстится Ерусалим поработить, Обширных областей державу! А в ней и всех народов славу Одним ударом истребить. Пойдем, ударим, чада славы, На легионы страшных сил! Расстроим замыслы лукавы, Какие враг предположил; Разрушим все его союзы; Расторгнем тягостные узы, Отвержем иго стран чужих, Которое для нас бесславно; Да будет всем народам явно, Как Бог хранит людей своих. Веди нас, царь Ерусалима, Веди на праведную брань. Не страшен меч Сеннахерима. Возвысь твой гром, явись и грянь! Пошли удар против удара, Возжги пожар против пожара; Предупреди войну войной. Мы все против врага бессловно, Идем с тобою поголовно И станем каменной стеной. Мужайся! Бог богов с тобою: Судьба побед в Его руках. Он с нами Сам изыдет к бою, И враг, как волны на реках, От стрел сионских вдруг смятется! Тогда Израиль посмеется Иноплеменничьим полкам, Которые, побед алкая. На снедь волкам нас обрекая, Достались сами в снедь волкам. Тогда превыше звезд сидящий, Со гневом возглаголет к ним: «Как развевает ветр шумящий Земную пыль крылом своим, Так славу гордых Я развею; Величество сотру, рассею; Господство в рабство пременю; И царство, кровью воздоенно, Рукою сильной вгроможденно, С поверхностью земной сравню. Познайте, буйные народы, Что в крепости Мне равных нет: Я движу солнце, землю, воды; Вращаю круг грядущих лет; Судьбою браней управляю, Из праха царства восставляю И снова превращаю в прах. Одной Моей возможно власти Вселенную делить на части И повергать бесстрашных в страх Что ж могут ваши легионы, Тристаты, пращники, стрелки, Пламеннометные драконы И грозных всадников полки? Смерть гордому Сеннахериму! Я дал обет Ерусалиму Всех сильных перед ним смирить, Пресечь военных бурь нестройство И мира кроткого спокойство В стенах Сиона водворить. Довольно крови проливалось, Довольно пало городов; Под солнцем поля не осталось, Где б не было войны следов; Повсюду кости избиенных, Обломки царств опустошенных Из праха вопиют ко Мне… Смиритесь, чада обольщенья, Доколе медлит гром отмщенья, - Я повелел престать войне! А ты, царь храбрых! Страж Сиона! Как от сынов Моих един, Над гордым царством Вавилона Отныне будешь властелин. Проси – молитве верных внемлю; Проси – и дам тебе всю землю; Проси – и бурные моря Твоим законам покорятся. И все цари земли смирятся, Познав в тебе всех царств царя». Бичи вселенной! К вам взывает Племен израильских певец. Все, все под солнцем истлевает, И вашей славе есть конец. Оставьте идолов пристрастья И ради собственного счастья Возвысьте мира знамена. Да веки скорби пременятся, И вновь на землю преселятся Златые с неба времена.
Псалом 3
Н.П. Николев
Господи, что ся умножиша стужающии ми? Что се, умножилось толико Стужающих мне днесь число? Уже, уже оно велико, Везде преследует мне зло! Рекут: «Уж нет ему спасенья, И в Боге помощи уж нет; Лишен Его благословенья». А Ты, Господь! а Ты мне свет. Ты, Боже, славу мне даруешь; Ты мой заступник и покров; Ты мне народы повинуешь, Главу возносишь средь врагов. Вещал — и мне Господь мой внемлет С горы святыя Своея; Мольбу души моей приемлет: Возвеселись, душа моя! Сну крепку смело предаюся; Врагами я не устрашен; Усну, востану и спасуся; Заступы в Боге не лишен. Окрест себя противных вижу И нападающих врагов; Но страхом духа не унижу, Коль Бог на помощь мне готов! Воскресни, и спаси, Владыко, Враждующих мне поразив; И скрежетанье зуб велико, И их язык коварен, лжив. Един Ты праведным спасенье; Они Тобою поживут; На них Твое благословенье, Когда путем Твоим идут.
В.В.Капнист
Сколь многие враги восстали И мне, о Боже! ищут бед! Рекли душе моей в печали: «Ему спасенья в Боге нет». Но Ты, о Боже! в дни толь злыя Заступник мой, взносяй мой рог! Воззвал к Нему, — и от святыя Горы меня услышал Бог. Засну я в мире и проснуся, Зане Господь покрыл щитом. От тмы врагов не ужаснуся, Нападших на меня кругом. Воскресни, Боже! и всечасно Спасай меня; — се Ты сразил Творящих злая мне напрасно И зубы грешных сокрушил. Твое, владыка мой! спасенье Мы зрим во всех концах земных, И вечное благословенье На людях, Господи! Твоих.
Необычайно снежным выдался январь 1921 года в Париже. Бальмонт идет по парижским улицам и любуется милыми его сердцу белыми крышами, наслаждается хрустом снега и всей этой чарующей "нежно-молочной далью". Но он знает, что здесь это не надолго и что весь этот наряд скоро спадет.
Мысли его переносятся в далекую, родную, желанную Россию, в Подмосковье, в самое тяжелейшее для него время, но хотя, когда он и "терзался" и "изнемогал", душа его все же пела…
Это было тринадцать месяцев назад, в лютый декабрь 1919 года в местечке Новогиреево. Поэт жил там с Еленой Константиновной Цветковской и дочерью Миррой.
Все страдали от холода, голода и болезней. Особенно страдала Елена Константиновна, уже трижды переболевшая воспалением легких и вновь заболевшая. Давно хворала дочь. Сам Бальмонт болел "испанкой" и жаловался на сердце. С большим трудом разжигались сырые дрова. Водопровод замерз, и за водой надо было ходить за полверсты - к дальнейшему из двух имевшихся во всем местечке колодцев, поскольку в первом, что поближе, мутная вода пахла болотом. Но если бы только расстояние! Чтобы накачать воды, необходимо было сделать несколько десятков качков. Стоит только остановиться - и все надо начинать сначала.
Чтобы как-то скрасить это трудное для больного поэта занятие, он начинает загадывать числа, на которые потечет вода. Вот вспоминается народный заговор на тридцать три тоски и загадывается число тридцать три. И на тридцать третьем взмахе струйка появляется. На втором же ведре струйка на загадочное число не откликается, но появляется только на сорок втором качке. И поэт радуется. Опять с ним символика: в Древнем Египте на суде Осириса число судей было 42. Но радость проходит быстро: слишком тонкая струйка и слишком медленно наполняется ведро. Поэт выдыхается, но, наконец, на сотом качке ведро заполнено.
Тогда, много лет назад, при первом прочтении автобиографического рассказа "Белый сон", в котором описывались эти события, я заметил, что его название перекликается с названием драмы любимейшего бальмонтовского драматурга Кальдерона "Жизнь есть сон". Обратил внимание и на то, что Бальмонт ушел в мир иной, туда, "где вечно голубеет лен", в сорок втором году прошлого столетия. И подумалось, что колодец для него в тот декабрьский день явился в своем роде оракулом. Но я посчитал это простым совпадением…
Прочитав недавно "Воспоминания" Е.А. Андреевой-Бальмонт, блестящего биографа (не только своего мужа), с ее изящным, я бы сказал, каким-то серебристо-переливающимся музыкальным слогом, я заново вернулся к рассказу, поскольку то тяжелое время жизни Бальмонта в Новогирееве освещалось Екатериной Алексеевной еще с одной таинственной стороны, до сих пор мне не известной.
В то время наступила длительная пауза в переписке Бальмонта из Новогиреева в Миасс к Екатерине Алексеевне. Вот что она пишет в "Воспоминаниях": "Бальмонт не в состоянии был писать, ему пришлось спешно бежать из Новогиреева. Оказалось, что их дачка в Новогирееве - заколдованный дом. В ней водились духи, которые поднимали вихри в комнатах; вещи срывались с мест, летали по воздуху и разбивались вдребезги. Посуда у них была перебита вся до последней чашки. Квартира имела вид, будто в ней прошел погром. Сначала Бальмонт с Еленой думали, что это, может быть, кошки, крысы, змеи, наконец, но когда на их глазах кувшины поднимались в воздух, а книги с грохотом, как будто они были из металла, падали на землю, сомнений больше не было, это была "нечистая сила". Это продолжалось два месяца с перерывом в определенные дни и часы. У них не стало больше сил терпеть, и они бежали. Так как в это время как раз отменили поезда, то они шли десять верст до Москвы пешком, нагруженные своим багажом".
Вот такая напасть обрушилась помимо всего прочего на семью Бальмонта. Сопоставляя все факты и события из жизни поэта, приведенные в "Воспоминаниях" Екатерины Алексеевны, а также в других источниках о Бальмонте, опубликованных в последнее время, в том числе и в книге П.В. Куприяновского и Н.А. Молчановой "Поэт Константин Бальмонт", с тем упомянутым рассказом, меня просто поразили очень многие совпадения.
Посудите сами.
В том же 1942 году умерла его первая жена Лариса Михайловна Гарелина (1864-1942).
Бальмонта из всех стран, намечаемых для посещения, особо интересовал Египет. К поездке он тщательно готовился, прочитал множество книг об этой стране. И вот он посещает "край Озириса", тот самый, который вспомнит у колодца в 1909 году, когда ему исполнилось 42 года.
Тогда же умирает его мать Вера Николаевна, урожденная Лебедева (1843-1909), через 42 года после рождения поэта.
Книга "Край Озириса", написанная Бальмонтом после путешествия, завершается очерком "Слово египетского Старца" - 42 наставления отца сыну из древнеегипетской книги на папирусе - "Книги мертвых".
Интересно, что Бальмонт родился через 42 года после восстания декабристов. Он до конца своей жизни в душе считал себя революционером, бунтарем. И его заслуги перед революционным движением не были уж такими мнимыми, как иногда хотят представить. В 1905 году, по воспоминаниям Екатерины Алексеевны, он "все дни проводил на улице, строил баррикады, произносил речи, влезал на тумбы. На университетском дворе полиция стащила его с тумбы и хотела арестовать, но студенты отбили".
Сотрудничая в антиправительственном журнале "Красное знамя", издаваемом в Париже, он напечатал там 42 стихотворения. Среди них были и пророческие, например, "Наш царь" и "Николаю Последнему".
Именно на 42-м году жизни (вторая половина 1908 и первая половина 1909 г.) поэт ощутил себя в состоянии кризиса. Поэтический сборник, выпущенный в это время, - "Хоровод времени" - стал "хороводом", кружением памяти во времени и пространстве, повторением мотивов, образов предыдущих сборников: "Жар-птица", "Птицы в воздухе", "Зеленый вертоград". Что сразу было замечено критикой.
В это же время (1909 г.) издательством "Скорпион" был выпущен последний, десятый том Полного собрания стихов Бальмонта. Поэт переходит на прозу и пишет ряд автобиографических рассказов.
Фантастическая влюбчивость поэта известна. "Последним романом" назвала Екатерина Алексеевна дружбу Бальмонта с больной юной поэтессой Таней Осиповой, жившей в Финляндии. Два года обменивался поэт с Таней письмами, стихами, цветами, поддерживая волю двадцатилетней девушки в борьбе за жизнь. Эта история любви нашла отражение в очерке поэта "Весна пришла", опубликованном в журнале "Перезвоны" за 1929 год, в 42-м номере.
Приглядимся же внимательно к этому загадочному числу 42, к двум составляющим его цифрам-числам 4 и 2.
Вспоминается, что поэт объехал четыре страны света за два кругосветных путешествия в 1905 и 1912 годах. Современники утверждали, что он посетил стран больше, чем все русские писатели вместе взятые.
В жизни Бальмонта глубочайший след оставили четыре удивительнейшие женщины, от которых он имел детей: Лариса Михайловна Гарелина, Екатерина Алексеевна Андреева-Бальмонт, Елена Константиновна Цветкова и Дагмар Эрнестовна Шаховская. С первыми двумя он был обвенчан, со вторыми двумя жил в гражданском браке.
Долгие годы Бальмонт жил на два дома - с Екатериной Алексеевной и Еленой Константиновной. Дважды возникал "треугольник". Вначале Екатерина Алексеевна оказалась в деликатном положении по отношению к Елене Константиновне, а потом, в свою очередь, Елена Константиновна оказалась в таком же положении по отношению к Дагмар Эрнестовне. Дважды поэт пытался покончить с собой на почве семейных отношений. Но, слава богу, судьба была милостива к нему. И к нам, наслаждающимся его поэзией.
Рассмотрим эти числа с другой стороны, со стороны творчества. Как поэт-символист Бальмонт придавал исключительно большое значение числу четыре: "Огонь, Вода, Земля и Воздух - четыре царственных стихии, с которыми неизменно живет моя душа в радостном и тайном соприкосновении. Ни одного ощущения я не могу отделить от них и помню о их Четверогласии всегда". Кроме того, с этим числом он связывал и "четыре ступени познания" на пути к целостности восприятия мира в соответствии с индийской философией Вед.
С полным основанием к числу четыре можно отнести еще четыре стихии, присущие Бальмонту. Посвящая свою статью "Рыцарь девушки-женщины" И.С. Тургеневу, он писал: "Четыре стихии владеют судьбою и Пушкина и Тургенева: Россия, Природа, Женщина, Красота. Я разумею красоту гармонического содержания, красоту художественного творчества".
Но ведь эти слова можно поставить эпиграфом ко всему творчеству поэта и его биографии.
Число же два отражает двоичность или двуплановость символического произведения: от внешнего, чувственного образа к запредельному, неуловимому, таинственному миру божественного. Сам Бальмонт характеризовал символизм как психологическую лирику, призванную запечатлять чувства и переживания раздвоенного человека на сломе двух периодов в эпоху упадка.
Так что число 42 выглядит как бы символом жизненной и творческой судьбы поэта. Задумаешься над словами Пифагора: "Мир построен на силе чисел".
В декабре минувшего года в Шуйском краеведческом музее состоялся вечер, посвященный светлой памяти поэта в связи с 60-летием со дня его кончины. На вечере присутствовала вдова и соавтор по публикациям П.В. Куприяновского Наталья Александровна Молчанова. Она передала в дар музею его новые материалы о Бальмонте. На вечере состоялось представление только что созданного творческим коллективом ШПГУ художественно-документального видеофильма, посвященного поэту "Вернись на родину, душа!". Получилось так, что фильм демонстрировался через 42 дня после ухода из жизни Павла Вячеславовича, замечательного бальмонтоведа.
В этот вечер мысли всех присутствующих перенеслись в оккупированный немцами Париж, в декабрь 1942 года, к последним дням поэта. Немцы относились к больному поэту равнодушно. Он же их ненавидел за то, что они напали на его Родину. Все его думы о России и последние строки посвящены ей:
Где мне долго не быть… и куда
Не доходит отсюда морская вода.
Хоть в соленую дух мой волью я волну
До желанного берега как доплесну.
В те дни весь мир пристально следил за Сталинградской битвой. Следила из Америки и родственная душа поэта - композитор Сергей Васильевич Рахманинов, написавший самое вдохновеннейшей произведение за всю свою жизнь - "Колокола" на стихи Эдгара По в переводе Бальмонта и присылавший поэту деньги на поддержку его существования. Не могли не следить за величайшим сражением и Бальмонт, и Иван Шмелев, который читал поэту в его последний вечер свое "Богомолье", как не могли не следить многие тысячи соотечественников, оказавшихся по воле и неволе вне Матери-Родины в это тяжелое для нее время.
29 ноября 1942 года 330-тысячная группировка фашистских войск под командованием Паулюса была окружена, и шло планомерное ее уничтожение. Исход битвы уже был предрешен. Дошли, дошли молитвы поэта! Через 42 дня после смерти Бальмонта (23 декабря), 2 февраля 1943 года праздновалась победа в Сталинградской битве, в корне переломившей ход войны, той Великой Отечественной, которая спасла от фашизма не только саму Россию, но и всю Европу, весь мир.
Еще вкруг солнцев не вращались В превыспренних странах миры, Еще в хаосе сокрывались Сии висящие шары, Как ты, любовь, закон прияла И их начатки оживляла. Как дух разлившись в их ростках, Могущество твоей державы От древности свои уставы Хранит доселе в сих мирах.
Из бездны вышедши ужасной, Собор небесных сих светил Был смесью вновь бы несогласной, Когда бы ты лишилась сил; Ты, зыбля стрелы воспаленны, В пределы мещешь отдаленны. Огонь столь много их кует, Что ты творенье всё пронзаешь, Когда всемощно пролетаешь Великий свет и малый свет.
Миры горящи соблюдают Закон твой в горней высоте; Вертясь вкруг солнцев, побуждают Чудиться стройной красоте. Не ты ль их водишь хороводом? Не ты ль их правишь мирным ходом? Коль в седьмитростную свирель Спокойный тамо Пан играет, То не тебя ль изображает, С согласьем выражая трель?
Не ты ль в природе сопрягаешь И мужеский и женский пол? Не ты ли, тайный, созидаешь В вещах двуродных свой престол? Где вьются виноградны лозы, Где две друг к дружке жмутся розы, Где птички вьют гнездо весной,
Где отрок матерь обнимает,— Не твой ли пламень обитает В красе их связи таковой?
Любовь! — ты царствуешь повсюду И строишь дивны красоты; Ты дышишь в бытиях — внутрь-уду; Ты симпатической четы Внезапно руки соплетаешь; Ты в их усмешках обитаешь; Ты блещешь в взорах чад своих; Ты в них глубоко воздыхаешь; Ты в нежных звуках вылетаешь Из дышащих свирелей их.
Коль сладко зреть тебя душою Сияющих душ в тишине! Совокупленные тобою, Едину точку зрят оне; Их каждый в жизни шаг измерен, Как звездный путь, — тих, строен, верен. Единогласный их собор Невинность падшу восставляет; О ней их сердце воздыхает, О ней слезится нежный взор.
Но древний змий, покрытый мраком, Когда из бездны той ползет, Где он, лежа с угрюмым зраком, В груди клуб зол ужасных вьет, И в чреве Тартар возгнещает, Да в жупелах его рыгает, — Тогда идет он с злобой в мир; Он рвет друзей, супругов узы; Он рушит всех вещей союзы, Он свет отъемлет, тьмит эфир.
Туманы, бури, громы, волны — Тифоны суть, что в мир он шлет; Мы также туч и громов полны; И сих Тифонов он мятет.
Он в нас и в видиму природу Пускает грозну непогоду. Издревле на лице небес Зев адский ненавистью дышит; Он, вихрь пустив, весь мир колышет И в нас творит стихий превес.
Кто ж? — кто опять тогда устроит Мятущесь в бурях естество? Кто вновь мир малый успокоит? Конечно — мирно божество. Любовь! — везде ты управляешь; Когда усмешку изъявляешь, Ты мрачны тучи отженешь, Ты воспаришь над облаками Иль в поле купно с пастухами Воспляшешь, в хоровод пойдешь.
Но что в тебе велико, дивно? Таинственная цепь твоя Влечется в силе непрерывно, Как к морю некая струя, От мошек— малых тел пернатых — До горних сил — шестокрылатых — Поникну ль в дол, — там зрю твой мир; Воззрю ли на среду вселенной, — Мир малый? — в нем твой огнь священный; Взойду ль на твердь, — там твой эфир,
О дщерь, — от влаги первобытной Рожденна прежде всех планет, Дающа жизнь природе скрытной, Когда в пути своем течет, И строюща в груди возжженной Рубиновый престол бесценный! Когда ты в полной чистоте, Тогда, любовь, вовек пребуди Живым бальзамом нежной груди! Твой трон меж ангел и — в чете. <1785>
СУДЬБА ДРЕВНЕГО МИРА, ИЛИ ВСЕМИРНЫЙ ПОТОП
Я зрю мечту, — трепещет лира; Я зрю из гроба естества Исшедшу тень усопша мира, Низверженну от божества.
Она, во вретище облекшись, Главу свою обвивши мхом И лактем на сосуд облегшись Сидит на тростнике сухом.
О древних царствах вспоминая, Пускает стон и слезный ток И предвещает, воздыхая, Грядущу роду грозный рок.
Она рекла: «Куда сокрылся Гигантов богомерзкий сонм, Который дерзостно стремился Вступить сквозь тучи в божий дом?
Куда их горы те пропали, Которы ставя на горах, Они град божий осаждали? Они распались, стали прах.
Почто из молнии зловредной, Как вихрь бурлив, удар летит В средину колыбели бедной, Где лишь рожденный мир лежит?
Ужели звезды потрясаяй Лиет млеко одной рукой, Другою, тучи подавляя, Перуном плод пронзает свой?
Увы! — о племена строптивы! Забыв, кто мещет в бурях град И с грозным громом дождь шумливый, Блуждали в мыслях вы стократ!
Блуждали, — и в сию минуту Отверз он в гневе небеса И, возбудив стихию люту, Скрыл в бездне горы, дол, леса.
Тогда вторая смесь сразилась, Вторый хаос вещей воззван; Вселенна в море погрузилась; Везде был токмо Океан.
Супруг Фетиды среброногой, Нахмурив свой лазорный взор, Подъял вод царство дланью строгой Превыше Араратских гор.
Тогда тьмы рыб в древах висели, Где черный вран кричал в гнезде, И страшно буры львы ревели, Носясь в незнаемой воде.
Супруги бледны безнадежно Объемлются на ложе вод; С волнами борются — но тщетно... А тамо — на холме — их плод...
Вотще млечно́й он влаги просит; Свирепая волна бежит — Врывается в гортань — уносит — Иль о хребет, — рванув, дробит.
Четыредесять дней скрывались Целленины лучи в дождях;
Двукратно сребряны смыкались Ее рога во облаках.
Одна невинность удержала В свое спасенье сильну длань, Что бурны сонмы вод вливала В горящу злостию гортань.
Хотя десницею багряной Отец богов перун метал И, блеск и треск по тверди рдяной Простерши, небо распалял;
Хоть мира ось была нагбенна, Хотя из туч слетала смерть, — Невинность будет ли смятенна, Когда с землей мятется твердь?
Ковчег ее, в зыбях носяся, Единый мир от волн спасал; А над другим, в волнах смеяся, Пени́сту бездну рассекал.
Не грозен молний луч отвесных, Ни вал, ни стромких скал краи, — Сам вечный кормчий сфер небесных Был кормчим зыблемой ладьи.
Меж тем как твари потреблялись, Явился в чистоте эфир, Лучи сквозь дождь в дугу соткались, Ирида вышла, — с нею мир.
О Пирра! пой хвалу седящу На скате мирной сей дуги! Лобзай всесильну длань, держащу Упругие бразды стихий!
Но о Ириды дщерь блаженна! Страшуся о твоих сынах! Их плоть умрет, огнем сожженна. Как прежде плоть моя в волнах.
Когда смятется в горнем мире Пламенно-струйный Океан, Смятутся сферы во эфире, Со всех огнем пылая стран.
Пирой, Флегон, маша крылами И мчась меж страждущих планет, Дохнут в них пылкими устами, Зажгут всю твердь, — зажгут весь свет.
Там горы, яко воск, растают От хищного лица огня, Там мрачны бездны возрыдают, Там жупел будет ржать стеня.
Не будет Цинфий неизменный Хвалиться юностью своей, Ни Пан цевницей седьмичленной, Ни Флора блеском вешних дней.
Крылатые Фемиды дщери Взлетят к отцу в урочный час, Небесные отверзнут двери, — Отверзнут их в последний раз.
Лишь глас трубы громо-рожденной С полнощи грянет в дальний юг: Язык умолкнет изумленный, Умолкнет слава мира вдруг.
Героев лавр, царей корона И их певцов пальмо́вый цвет, Черты Омира и Марона — Всё их бессмертное умрет.
Как влас в пещи треща вспыхает, Как серный прах в огне сверкнет И, в дыме вспыхнув, — исчезает, Так вечность их блеснет — и нет...
Едино Слово непреложно Прострет торжественный свой взор
И возвестит из туч неложно Последний миру приговор.
Меж тем как в пламени истлеет Земнорожденный человек, Неборожденный окрылеет, Паря на тонких крыльях ввек.
Падут миры с осей великих, Шары с своих стряхнутся мест; Но он между развалин диких Попрет дымящись пепел звезд.
О мир, в потомстве обновленный! Внемли отеческую тень, Сказующу свой рок свершенный И твой грядущий слезный день!»
Изрекши, — скрылася тень мира; За нею вздохи вслед шумят; Из рук падет дрожаща лира, — Я в ужасе глашу: «Бог свят!»
Слава Великому Господу Богу ! Радостно дух мой воспой, Сердцем стремлюсь я к Святому чертогу, Там, где Иисусе сладчайший мой.
Ты в моей жизни едина надежда, В скорбях, болезнях тобой я живлюсь. Будь Ты мне радость, покров и одежда, Сам на всю жизнь я Тебе предаюсь.
О, мой прекрасный и чудный Спаситель, Дай мне Твою благодать. Ты в моей жизни единый Учитель, Был Ты всегда мне отец мой и мать.
Славой Небесной всегда восхищаюсь, Жизнь суетой не прельщает земной, Духом и сердцем своим устремляюсь, К жизни Небесной с ее красотой.
Там в Небесах все святые соборы, И мириады бесплотных духов, Все воспевают божественным хором : "Свят, Свят, Свят наш Господь Саваоф !"
Там у престола Великого Бога Божия Матерь стоит, В Славе Величия, в Силе Божественной Жизнь нашу грешную в мире хранит.
Дух мой и сердце всегда веселится, Ты мой Создатель и Бог и Отец . И душа моя грешная к Небу стремится, Там всем скорбям и болезням конец.
Слава Великому Господу Богу ! Радостно дух мой воспой. Сердцем стремлюсь я к Святому чертогу, Там, где Иисусе сладчайший мой.
Иеросхимонах Серафим Вырицкий, 30-е гг.
Пройдет гроза над Русскою землею, Народу русскому Господь грехи простит И крест святой Божественной красою На храмах Божиих вновь ярко заблестит.
И звон колоколов всю нашу Русь Святую От сна греховного к спасенью пробудит, Открыты будут вновь обители святые, И вера в Бога всех соединит.
Иеросхимонах Серафим Вырицкий, около 1939г.
И в радости и в горе монах, старик больной, Идет к Святой иконе, в саду, в тиши лесной.
Чтоб Богу помолиться за мир и всех людей, И старцу поклониться о Родине своей. Молись Благой Царице великий Серафим, Она Христа десница, помощница больным.
Заступница убогих, одежда для нагих, В скрбях великих многих, спасет рабов Своих. В грехах мы погибаем, от Бога отступив, И Бога оскорбляем в деяниях своих.
Иеросхимонах Серафим Вырицкий, 1942 г.
На кресте могилы схимонахини Серафимы(Ольги Ивановны Муравьевой,+1945г) в Вырице было прикреплено четверостишие, которое прп.Серафим Вырицкий написал о ней :
"Не зарастет тропа народная травой, К твоей могилке матушка родная. Ты всех любила сердцем и душой, Не пропадет твоя любовь святая."
Володимир-князь, Красно-Солнышко, просветил ты нас- Русь безбожную, заронил ты в нас веры зёрнышко, со Христом вели жизнь мы должную. Перуна сокрушил и идолов, вместо капищ дал храмы Божии, ты народ любил, врагов миловал- были дни на земле погожии. Просвещалась Русь светом Истины , укреплялась Отчизна, строилась, благочестье ценилось исстари, и работа у люда спорилась. Собирали по крохам Родину, защищая её от недругов, не хватались в беде за соломину, а за Господа- силу крепкую. Возрастали сыны могучие: перед Богом ходили в Истине,
не молились от случая к случаю, а всегда-горячо и искренне. Прославляли Бога-Спасителя, Он им силу давал Великую, защищали род Победители, свой народ, не толпу безликую. За него полагали и душу, за Христа, Православную веру, утверждались на море и суше, для язычников были примером. И покров над Державой великой простирала Владычица наша, может, в чём-то страна была дикой, да ждала её горькая чаша. Солнце Правды над Русью сияло, Свет Евангелия грел нам душу, сколько так прошло, много ль, мало… да сказал сатана: "Всё разрушу!" Перво-наперво память смертную он отшиб у народа русского, нечестивыми стали, дерзкими, да предателями и трусами. Божий Дух из души изгнали мы, дикари- ни роду, ни племени, сотворили кумира Сталина, до сих пор воспеваем Ленина. Володимир-князь, Красно-Солнышко, Без Христа нам жить невозможно уж, Заронил ты в нас веры зёрнышко, Помолись о нас, о спасеньи душ!
С-Петербург, 17 июля 2000г.
Игумена рассказ
Завязал узелок я на память, Чтобы выполнить просьбу твою, Сердцу хладному - нет, не растаять От того, что романсы пою. Заливалась и скрипка слезами, Превращая их в капли росы, И сверкали они под лучами, На ладонях Небесной Красы. А потом собрались, пошептались: -Превратимся в алмаз дорогой. И огранщик, чтоб все восхищались, В перстень их поместил золотой. Этот перстень на пальчик изящный Той надели, чью просьбу храню, А вокруг никого - зной палящий, И романсов уже не пою. Но Давида псалмы мне дороже, Обращая свой взор к небесам, Восклицаю: - Прости меня, Боже, Виноват во всех бедах я сам. В том, что гордое девичье сердце Без Тебя я хотел покорить: Ни романс не помог мне, ни скерцо - Прежде всех надо Бога любить!
Ни о чём я теперь не жалею, Одиночества червь не грызёт, Помолюсь о тебе, как умею, Не совсем, слышал, с мужем везёт.
Сколько лет уж прошло, не упомню, Но однажды в обитель мою Принесли в дар большую икону, Божьей Матери, "Ктиторскую". На челе ярко переливался Всеми гранями звёздный алмаз, На иконе он как оказался? Краткий будет об этом рассказ:
Не сложилась семья у Татьяны, Был безбожником, пьяницей муж, Сильно ныли греховные раны, Говорить-то об этом - что уж… Помер. Таня вдовой пребывала, Ни детей и ни веры в груди, Сердце хладное тоже не знало, Что же будет теперь впереди?
Днём февральским услышала голос От иконы, что в доме была, Испугалась, аж вздыбился волос, И куда-то в туман поплыла. Как во сне видит Деву Святую, У ног - перстень, но где же алмаз? Продавали за цену большую, Выкупали не два и не раз. А потом и совсем потеряли И про перстень забыли давно, Всю квартиру тогда обыскали, Но кольца не увидел никто. Одинокая слышит вдовица: - Не пугайся, с колен поднимись! Не умеешь, бедняжка, молиться?… И Татьяна глянула ввысь. Как всегда, без лампады икона, Не в углу, а на стенке висит, Только вся она светлого тона, На челе - яркий камень горит! Перепугано смотрит бедняга, Узнаёт тот алмаз, что в перстне Был когда-то…не сделать ни шага, Перстень - рядом, и всё, как во сне. Слышит снова: - Мою же икону Отнеси ( имя рек ) в монастырь. …Лепестки давней памяти тронул… Что ж, открою Святую Псалтирь…
20 апреля 2002г.Санкт-Петербург
Старуха смерть
Старуха Смерть, постой, не подходи, Дай моему отцу годков пяток прожить. Без покаянья перед Богом как уйти? А лёд в душе так трудно растопить.
Молитва за него была слаба. Хороший человек! Что скажешь о таком худого? Крепыш и весельчак - шла об отце молва, И вдруг звонок : "Будь ко всему готова…"
Прости, Господь, я чувствую вину, Что мало о Тебе я говорила , Теперь за всё одну себя виню - Любовь к отцу земному пропустила…
С-Петербург,2.06.2000г.
Вот - рядом мой конец. Увы, увы! Замри, печаль, и высохните, слёзы, Одежду похоронят у берёзы… Душа уйдёт в прекрасные миры.
Туда зовёт Небесный мой Отец Во всякий день малиновым набатом. В церковный дворик захожу я виноватым… Покаюсь, причащусь, и вновь - жилец.
Как Церковь-Мать меня оберегает! Как чувствую всегда её мольбы! Душа в Ней в поднебесье воспаряет От непередаваемой Любви.
Мы продолжаем конкурс Стихотворение НеделиКонкурс проводится с 18 февраля по 26 февраля. Автор лучшего стихотворения на религиозную тематику получит приз - книги от Интернет МагазинаРусскiй Паломникъ
Как жить сегодня. Письма о духовной жизни. Игумен Никон (Воробьев). Составил проф. А.И. Осипов
«Мы в настоящее время пришли в такой период жизни человечества, когда спасаются исключительно только безропотным терпением скорбей, с верой в Бога и надеждой на его милосердие. Другими путями сейчас не умеет спасаться никто. Остался для нашего времени только единственный путь: терпение скорбей.»
Игумен Никон.
СОДЕРЖАНИЕ
Об авторе «Я искренне всегда стремился к Богу»
ПИСЬМА
Бог есть любовь! Болезни Вера и неверие Взаимоотношения с людьми Видение грехов своих Воля Божия Гордость Грех Духовное делание Ищите прежде Царствия Божия Друг друга тяготы носите Дружба и любовь Духовное руководство Жизнь христианская Завет умирающего Заповеди Божий Католицизм Лютеранство Милость Божия Мир души Молитва Молитва мытаря Монашество Осуждение Падшие духи Память о Боге Покаяние Помыслы Прелесть Путь к Богу Пьянство Самооправдание Скорби Слава Богу за всё! Смерть Смирение Смысл земной жизни Сны и сновидения Спасение души во Христе Терпение Уныние Церковь Общее письмо духовным чадам города Козельска Комментарии игумена Никона к книге иеромонаха Софрония - Старец Силуан
а также
Книга об Иконе Богоматери Одигитрии Тихвинской. Сказание о явлении и чудесах православной святыне.
В книге впервые публикуется полный текст составленного в середине XVII в. свода произведений об иконе Богоматери Одигитрии Тихвинской. Цикл памятников, объединивший десять произведений, передает историю одной из наиболее почитаемых на Руси святынь, начиная с древнейших времен, когда появилось само иконописание, и кончая рассказами о чудесных исцелениях от иконы в середине XVII в. В тексте свода прослеживается также история Тихвинского Успенского монастыря, главный собор которого был построен специально для хранения чудотворного образа; особенно подробно повествуется о героической обороне монастыря при осаде шведами в 1613 г. и исключительно важной роли этой обители в событиях Смутного времени. Текст публикуется по рукописи РНБ, ОЛДП, К 38 в переводе на современный русский язык и снабжен культурно-историческим комментарием. Издание посвящено возвращению чудотворной Тихвинской иконы Богоматери в Россию летом 2004 г. и предназначено самому широкому кругу читателей, интересующихся русской историей и культурой.
В вечерний час, над степью мирной, Когда закат над ней сиял, Среди небес, стезей эфирной, Вечерний ангел пролетал.
Он видел сумрак предзакатный, - Уже синел вдали восток, - И вдруг услышал он невнятный Во ржах ребенка голосок.
Он шел, колосья собирая, Сплетал венок и пел в тиши, И были в песне звуки рая - Невинной, неземной души.
"Благослови меньшого брата, - Сказал Господь. - Благослови Младенца в тиихй час заката На путь и правды и любви!"
И ангел светлою улыбкой Ребенка тихо осенил И на закат лучисто-зыбкий Поднялся в блеске нежных крил.
И, точно крылья золотые, Заря пылала в вышине, И долго очи молодые За ней следили в тишине!
Взойди, о Ночь, на горний свой престол
Взойди, о Ночь, на горний свой престол, Стань в бездне бездн, от блеска звезд туманной, Мир тишины исполни первозданной И сонных вод смири немой глагол.
В отверстый храм земли, небес, морей Вновь прихожу с мольбою и тоскою: Коснись, о Ночь, целящею рукою, Коснись чела, как божий иерей. Дала судьба мне слишком щедрый дар, Виденья дня безмерно ярки были: Росистый хлад твоей епитрахили Да утолит души мятежный жар.
Господь скорбящий
Воззвал Господь, скорбящий о Сионе, И Ангелов Служения спросил: "Погибли стяги, воинство и кони,- Что сделал Царь, покорный богу Сил?"
И Ангелы Служения сказали: "Он вретищем завесил тронный зал, Он потушил светильники в том зале, Он скорбь свою молчанием связал".
Воззвал Господь: "И Я завешу тьмою, Как вретищем, Мной созданную твердь, Я потушу в ней солнце и сокрою Лицо Свое, да правит в мире Смерть!" И отошел с покинутого трона К тем тайникам, чье имя - Мистарим, И плакал там о гибели Сиона, Для Ангелов Служения незрим.
За все Тебя, Господь, благодарю!
За все Тебя, Господь, благодарю! Ты, после дня тревоги и печали, Даруешь мне вечернюю зарю, Простор полей и кротость синей дали.
Я одинок и ныне — как всегда. Но вот закат разлил свой пышный пламень, И тает в нём Вечерняя Звезда Дрожа насквозь, как самоцветный камень.
И счастлив я печальною судьбой, И есть отрада сладкая в сознанье, Что я один в безмолвном созерцанье, Что всем я чужд и говорю — с Тобой
Судный день
В щит золотой, висящий у престола, Копьем ударит ангел Израфил - И саранчой вдоль сумрачного дола Мы потечем из треснувших могил. Щит загудит - и ты восстанешь, Боже, И тень Твоя падет на судный дол, И будет твердь подобна красной коже, Повергнутой кожевником в рассол.
В лохмотьях истина блуждает, Переходя из века в век, И, как заразы, избегает Её, чуждаясь, человек. Её движенья не приветны, Суровы грубые черты. И неприглядны и бесцветны Лохмотья хмурой нищеты. Она бредёт, а с нею рядом, Мишурным блеском залита, Гордяся поступью и взглядом, - Идёт лукавая мечта. Мечта живёт кипучим бредом, Светла, как радужный туман, И человек за нею следом Спешит в ласкающий обман. Но, гордый, он не замечает, Что перед ним, как гений злой, В лохмотьях истина блуждает, И дикой ревностью пылает, И мстит до двери гробовой!
2 января 1880
Из библейских мотивов Второзаконие, кн. 5, гл. 3
Сосуд с целебною водою Иордана Я, братья, вам принёс. Напейтесь из него, - И кроткая душа, восторгом обуянна, Забудет чёрный день злосчастья своего. Напейтесь из него и исцелитесь, братья. Замолкнет стон в груди, замрут в устах проклятья: Я вечный мир принёс! С Сионской высоты принёс я ветвь оливы; Коснитеся её, - Бог чудо совершит. Вы, просветлённые, спокойно-горделивы, Стряхнёте с ваших ног прах мщенья и обид; И будет на земле одно святое братство, - Без гибельных измен, без злого святотатства: Я истину принёс! Я камень вам принёс от древнего Содома, - Пусть он напомнит вам погибель злых людей; Пускай та весть пройдёт от дома и до дома, Что я пришёл карать неправедных судей. Иное я хочу устроить в мире царство, - Без лжи смеющейся, без низкого коварства: Я правду вам принёс! Пред голосом моим преступник побледнеет; И в страхе убежит, безумствуя, тиран; И ветер след его с проклятием завеет. Рассеется в умах бессмысленный туман; Слепцы увидят свет, сияющий повсюду; И станет жизнь тепла ликующему люду: Я волю вам принёс!
Март 1880
* * * Я обращаю речь к вам, выброски природы, Бредущие впотьмах на торжище мирском: Над вами ласково синеют небосводы, - Но помните, что в них таится Божий гром. Под вами гладь земли в блистающем уборе, Но жертвы корчатся под вашею пятой; В них есть и гнев в груди и зависть есть во взоре, И вам не избежать расплаты роковой. В расчётах мелочных вы чахнете безлично, Молчанье и грабёж - заветный ваш закон. Суровой правды речь смутит вас непривычно, Как смех безумного на тризне похорон. Вы упитали плоть, а дух не ищет хлеба, От вещих мудрецов бежит преступный взор. Награбленной казной не купите вы неба, Слезами бедняков не смоете позор! Пусть услаждает лесть ваш слух, пускай оравой Глупцы бегут вослед, моля добра от вас; За вами - сатана с улыбкою лукавой, Пред вами - мщенья грозный час!
6 февраля 1881
Таинство любви
Господь карающий, Бог грозный Иудеи, Бог в дымной мантии тяжёлых облаков, Бог, шумно мечущий огнистых молний змеи На избранных сынов; Бог созидающий, чтобы разрушить снова Созданье рук Своих, как злой самообман; Бог, славы ищущий у племени людского, Бог-деспот, Бог-тиран! Бог, проносившийся грозою над Сионом, Испепеливший в прах Гоморру и Содом; Бог, улыбавшийся над кесаревым троном И тяготевший над рабом! Бог, проносившийся заразой над пустыней И забывавший грех при сладостных псалмах В душистом сумраке благоговейных скиний На цветоносных алтарях; Бог, крови жаждущий и слушающий речи Слепого демона сквозь райские врата, - Бог, этот грозный Бог неумолимой сечи, Родил смиренного Христа, Святого, кроткого, властительного Сына, Всё возлюбившего бессмертною душой, Кто умер на кресте, Чья мирная кончина Зажглася вечною звездой; Зажглась, чтоб озарять мир мрака и печали И поучать людей смиренью и добру, Чьи чудные персты недужных исцеляли, Едва приблизившись к их смертному одру... И этот мирный Сын властительного Бога Пришёл в мир бедняком, - не царская парча, Не складки пурпура, не бархатная тога Спускались с бледного плеча... О, как блаженно тих, любвеобильно мирен Был Бог, громовый Бог, когда в дыму кадил, Под пение молитв, пройдя ряды кумирен, В ложницу Девы Он вступил. И как была чиста безгрешная Мария В своём счастливом сне на девственном одре, Как улыбалися уста её живые И Богу и заре! Всё в храмине её дышало тишиною, Румяный луч зари струился в полумглу Сквозь занавес окна и алой полосою Ложился на полу; И на ковре её разбросанные ризы Луч солнечный лобзал, скользя по ним змеёй; И шумно под окном на фрески и карнизы Взлетали ласточки весёлою семьёй. Тогда к ней Бог вошёл! Он не тревожил сладкий Прекрасный сон её, исполненный чудес, Он только колыхнул бесчувственные складки Малиновых завес. Он только опахнул стыдливые ланиты, Он только осенил безгрешное чело, - И были новые ей помыслы открыты, И даль грядущего разверзлася светло... Со смутною тоской проснулася Мария, С раздумьем на челе пошла в росистый сад, Где пели хоры птиц, где маслины густые Струили аромат. И солнцу ясному и радостному шуму, Вокруг звучащему, внимала, и порой Невольно думала таинственную думу О райском чудном сне, смутившем ей покой. И плакала она!.. Вдруг голубь белоснежный Внезапно выпорхнул из синей вышины, И закружил над ней, воркуя с лаской нежной, И поняла она пророческие сны. И поняла она, что пышное убранство Природа с этих пор кладёт к её ногам И что под куполом небесного пространства Весь мир, весь Божий мир - её заветный храм. Что только ей кадят душистые растенья, Что только ей - зари волшебный перелив, И в девственной груди разлился вдохновенья Задумчивый прилив... А голубь всё кружил! - То был всё Тот же грозный, Самодержавный Бог, молниеносный Бог! Теперь Он не метал стрелу из выси звёздной, Он не хотел, не мог! Он понял мир земной, погрязший в тьме полночной; Он стал его Отцом, Бессмертный и Благой, Теперь очищенный любовью непорочной И освящённый сном невинности земной!..
5 сентября 1885
Отче наш
Отче наш! Бог, в небесах обитающий, Оку незримый, но зримый сердцами, Всё созидающий, всё разрушающий, Греющий землю живыми лучами. Мы принесли Тебе в жертву бескровную Нашу молитву в часы покаяния, - Дай же, о Боже, нам пищу духовную, Дай нам источник святого желания. В годы сомнения, в годы ненастные Нам изменили мечты неизменные; Мы загасили светильники ясные, Мы расплескали елеи священные. Отче наш. Бог безутешно страдающих, Солнце вселенной! к Тебе мы с молитвою Всех сохрани за любовь погибающих, Всех угнетённых мучительной битвою! Отче наш! Дай нам пути благодатные И отстрани от соблазна лукавого... Да воссияют лучи незакатные Правды небесной и помысла правого!
1889
Две жизни
Широко разлилась, шумя вокруг меня. Другая, как родник задумчивый и нежный, Течёт в душе моей, струяся и звеня. И в первой суета и зарево сражений, Базаров пёстрый шум; печальный человек В ней ищет мудрости, забот и наслаждений И раболепствует пред ней из века в век. Но, гордая, она рабам своим не внемлет, Сияя красотой божественных лучей, Ничтожные дары с улыбкою приемлет И смертного стремит в загробный мир теней. Иная жизнь во мне: незримая для ока - Она цветёт, полна задумчивой мечты; И отразились в ней, как в зеркале потока, И небо, и земля, и звёзды, и цветы. И эта жизнь растёт в уединенье праздном, И музыка её в тиши слышна звучней, Когда я не смущён кошмаром безобразным, - Ни жертвами борьбы, ни злобою людей.
1891
* * *
Ещё те звёзды не погасли, Ещё заря сияет та, Что озарила миру ясли Новорождённого Христа... Тогда, ведомые звездою, Чуждаясь ропота молвы, Благоговейною толпою К Христу стекалися волхвы... Пришли с далёкого Востока, Неся дары с восторгом грёз, - И был от Иродова ока Спасён Властительный Христос!.. Прошли века... И Он, распятый, Но всё по-прежнему живой, Идёт, как истины Глашатай, По нашей пажити мирской; Идёт, по-прежнему обильный Святыней, правдой и добром, И не поборет Ирод сильный Его предательским мечом.
1891
* * *
Всё грустно, всё! Наш тихий разговор И сумерки, и лампы одинокой Унылый свет... И твой прекрасный взор, Моя любовь, мой ангел темноокий. Смотри - и там, за сумрачным окном, Заглохший сад, желтея, умирает. И он, как мы, скучает о былом, И он, как мы, весну воспоминает. Всё грустно, всё! Ночных теней приход И робкая звезда на небосводе - Всё тихие мечтания зовёт К забытым снам, к потерянной свободе. Но вечностью земного торжества Не усладишь небесное мгновенье, И нашу грусть не выразят слова: Она души бессмертное стремленье!
1892
* * *
На волне колокольного звона К нам плывёт голубая весна И на землю из Божьего лона Сыплет щедрой рукой семена. Проходя по долине, по роще, Ясным солнцем роняет свой взор И лучом отогретые мощи Одевает в зелёный убор. Точно после болезни тяжёлой, Воскресает природа от сна, И дарит всех улыбкой весёлой Золотая, как утро, весна. Ах, когда б до небесного лона Мог найти очарованный путь, - На волне колокольного звона В голубых небесах потонуть!..
1892
* * *
Мне кажется порой, во мне страдает кто-то, Другой - отзывчивый, другой такой же я, И у него всегда, как у меня, забота, И у него любовь к волненьям бытия. Он часто мне даёт ответы на вопросы, Которые меня смущают, как разлад, В котором рои дум, как волны об утёсы, Разбитыми бегут, отпрянувши назад. Но я не раб его, и он не мой властитель, Он только часть меня, я - только часть его. Он страшен и любим, как демон и хранитель, И я в бессилии погас бы без него. В его очах - гроза, в его дыханьи - нега, Он робок, как дитя, и властен, как Творец. Он так же, как и я, он - Альфа и Омега, Он мудрость и любовь! Начало и конец!
Май 1894
* * *
Чем смертоносней влага в чаше, Тем наслаждение полней, И чем страшней бессилье наше, Тем жажда жизни тяжелей. Наш век больной, - в его безверьи Мы вопли веры узнаём; И, стоя к новому в преддверьи, Влачим, как пытку, день за днём. Горды надломленные крылья, И смел коснеющий язык... И грустно мне, что в дни усилья Наш век бессилием велик.
1896
Два беса
Мне не страшен ночью тёмной Бес, явившийся некстати, Что кивает так поспешно С глупой миной у кровати. Это призрак и к тому же Слишком немощный для мира, У него два тёмных рога, Как у древнего сатира. Не его уму лукавить, Не пред ним дрожать в испуге, По всему в нём видно мужа Благодетельной супруги. Я боюсь другого беса: Он не высох в лихорадке, Рожки шляпою прикрыты, Когти спрятаны в перчатки. Он танцует очень ловко, Разговаривает сладко, Но в очах его злодейство, Но душа его - загадка. Легкомысленный и дерзкий, Не бояся громовержца, Он, того гляди, похитит Нечто милое из сердца...
О РАЗУМЕ На что полезен разум, Когда всечасно мыслишь, Какие взять дороги, Чтоб мне обогатиться, Чтоб жить и веселиться?
Кто малые доходы От разума имеет, Великие доходы С невинных брать умеет И с разумом незрелым В чину богатых зреет. На что потребен разум? Я вижу Полидора Без хитрого рассудка, Без всякия науки, А может быть, и мыслей, — Красавицам он нравен И между ими славен. На что потребен разум? Я вижу, что безумных Разумными считают; Людей, бесстыдством шумных, За острых почитают. На что полезен разум, Когда поклоны низки, Когда глубоки иски Людей приводят к счастью. На что потребен разум? — Ненадобен, я чаю. Сам делаю вопросы, Я сам и отвечаю; И думаю, что разум На то одно потребен, Чтоб им могли проникнуть, Кто правил не имеет, От тех нам удаляться И, видя их безумство, Как можно исправляться. А паче нужен разум, Чтоб людям от скотины В сей жизни отменятся И к богу возвышаться.
БЛАГОПОЛУЧИЕ Напрасно частыми пирами Друзей мы чаем привлекать, Напрасно жадными играми Богатства мы хотим искать. Не нас, но роскошь гости любят И вместе исчезают с ней; Прямую дружбу игры губят, И правда не вместима с ней. Напрасно к небу воссылаем Без добрых дел свои мольбы; Мы просим, вопим и желаем, Но бог не внемлет злых трубы. Напрасно мы Фортуне служим И следом бегаем за ней; Не зря ее — о ней мы тужим, Увидя — не дивимся ей. Напрасно мы свои забавы В больших чинах и в злате чтим: Они не исправляют нравы, Мы тем ума не прооветим. Напрасно нам искать успеха Фортуну лестью приобресть; Для гордых лесть одна утеха, Отъемлюща льстецову честь. За счастьем гонимся всечасно; Но где искать его венца? Увы!.. желать его напрасно, Когда испорчены сердца.
ЗЛАТО Кто хочет, собирай богатства И сердце златом услаждай; Я в злате мало зрю приятства, Корысть другого повреждай. Куплю ли славу я тобою? Спокойно ли я стану жить, Хотя назначено судьбою С тобой и без тебя тужить? Не делает мне злато друга, Не даст ни чести, ни ума; Оно земного язва круга, В нем скрыта смерть и злость сама. Имущий злато ввек робеет, Боится ближних и всего; Но тот, кто злата не имеет, Еще несчастнее того. Во злате ищем мы спокойства; Имев его, страдаем ввек; Коль чудного на свете свойства, Коль странных мыслей человек!
БОГАТСТВО Внемлите, нищи и убоги! Что музы мыслят и поют: Сребро и пышные чертоги Спокойства сердцу не дают. Весною во свирель играет В убогой хижине пастух; Богатый деньги собирает, Имея беспокойный дух. Богач, вкушая сладку пищу, От ней бывает отвращен; Вода и хлеб приятны нищу, Когда он ими насыщен. Когда ревут кипящи волны, Богач трепещет на земли, Что, может быть, сокровищ полны, Погибнут в море корабли. Убогий грусти не имеет, Коль нечего ему терять; На гром и непогоду смеет Бесстрашным оком он взирать. Не раз богатый жизнь теряет: Он злато выше жизни чтит; О нем всечасно умирает И хищника во смерти зрит. Хоть вещи все на свете тлеют, Но та отрада в жизни нам: О бедных бедные жалеют, Желают смерти богачам. Однако может ли на свете Прожить без денег человек? Не может, изреку в ответе, И тем-то наш и скучен век.
*** Не пышною славой Мой дух заражен, Не злобы отравой, Пишу, разожжен; Не меч и досаду Мой стих принесет, Но честным отраду, Порочным совет. Со шпагой гоняться И слабых рубить, То может назваться — Стихами бранить. Отечеству должно Услуги казать, А глупых возможно Немножко тазать. Довольно без брани Терзаемся мы. С дурачества дани Не емлют умы. Любити друг друга Велит нам закон, Друг другу услуга Смягчает наш стон. Дар малый природа Иметь мне дала: Для пользы народа К стихам привела. Тружусь добродетель В стихах превознесть, Того я радетель, То ставлю за честь. ======================
Коль славен наш Господь в Сионе, Не может изъяснить язык, Велик Он в небесах на троне, В былинках на земле велик, Везде Господь, везде Ты славен, Во дни, в ночи сиянием равен.
Ты солнцем смертных осеняешь, Ты любишь, Боже, нас, как чад; Ты нас трапезой насыщаешь, И воздвигаешь вышний град; Ты смертных, Боже, посещаешь
И благодатию питаешь. Господь! Да во Твои селенья Воспрянут наши голоса, И наше пред Тобою пенье Да будет чистым, как роса! Тебе в сердцах алтарь поставим, Тебя, Господь, поем и славим.