Анна Каменьская

Тринадцатилетняя Я оставила ее там в деревянном костеле на полу, под вознесшейся фигурой ее бедные колени вросли в землю твердые колени тринадцатилетней ее слезы текут ручьем к вратам рая Будет оттепель говорят святые фигуры боятся что у них начнется насморк Я тем временем выхожу замуж рожаю детей умираю и воскресаю перебираю ненужные вещи хороню близких Лишь теперь вспоминаю бедняжку ее прямые соломенные волосы ее челку над изумленными бровями ее костистые колени простые чулки ее пустые руки ее украшеньице из жести Может быть она уже святая ведь так терпеливо все еще прижимает рукой сердечко полное несбывшейся нежности Ненужное Таскаю с детства весь этот багаж: отцовскую скрипку в черном футляре, деревянную тарелку со словами "К нашему хлебу-соли гостей бы нам поболе”, дорогу, по которой движется тень коня и телеги, заплесневелую стену, складную кроватку, вазу с двумя голубками, предметы, которые долговечнее жизни, чучело глухаря на трухлявом буфете, ах, и еще всю эту пирамиду дверей и лестниц. Нелегко таскать с собою столько хлама. Но знаю, что до конца ни от чего не избавлюсь. Пока не придет моя мудрая мать из ниоткуда в никуда и не скажет: — Выбрось все это, дочурка. Все это ни к чему. Первая ночь* Медлила снимавшая одежды над головою руки задержала будто бы хотела отодвинуть сыновей рожденье смерть его и свое вдовство смерть и конец света Ожидающему же казалось что за этот миг утекут реки лес уйдет осыплется песок птицы улетят и вновь вернутся Все свершится что должно свершиться миг конец и миг начало непонятная женская радость непонятная мужская грусть Фотография его матери Мать мужа моего идет по улице в весеннем солнце она чье тело известь съела она которая дала мне все Идет и ни о чем не знает идет и голова ее чуть-чуть трясется На улицу которой нет из подворотни которой нет на солнце которого нет выглядывает еврейский мальчик которого нет Она же все идет моя давно убитая свекровь Руки ее которые съела известь руки ее полны изумленных даров В больнице* Возле старой бабки умирающей в коридоре не стоит никто Всматриваясь в потолок она уже столько дней в воздухе пишет рукой Не кричит не плачет не ломает рук а дежурных ангелов слишком мало Смерть бывает вежливой и тихой будто кто уступает место в переполненном трамвае Мать и я Скоро уж буду ровесницей моей матери может быть даже дорасту до нее в страдании тогда наконец мы сможем наговориться вдосталь как равные и я не буду задавать ей глупые вопросы не потому что поумнела а потому что нет ответов не будем ссориться и спорить ни о Боге ни о Польше подлинное согласье это всегда молчанье Деревья Пришли ко мне ночью с Люблинщины нашей пришла липа из дядиного сада береза которую я обнимала когда-то пришел дуб побил меня желудями пришлепали старые ивы стали надо мною склонились узнавали не узнавали спрашивали шумом Исчезаешь Исчезаю да исчезаю как Господь Бог наказал нам Из глубины Из глубины взываем из нутра из глубины вожделений колыбелей могил из глубины мертворождений из чрева матерей из годины смерти из ям тюремных из бездны под стопами повешенных из глубины расстреливаемых легких из глубины морей отравленных стронцием и кораблекрушеньями из глубины о Господи из голода крови нашей из глубины срываемых ногтей из ночи перед казнью из глубины планеты городов арсеналов из глубины о Господи из глубины взбунтовавшегося послушанья из тиши крика заткнутого кляпом Молитва которая наверно будет услышана Боже дай мне страдать много а потом дай умереть Позволь идти сквозь тишину пусть не останется по мне даже страх Сделай чтобы наш мир продолжался пусть море целует берег Пусть трава будет и дальше зеленой чтобы могла укрыться в ней лягушка и кто-то мог бы окунуть в нее лицо и выплакать свою любовь Дай чтобы день взошел столь ясный как если б не было уже страданья А стих мой пусть стоит прозрачный как стекло о которое бьется заблудившаяся пчела Анна Каменьская